Я больше не владела собственным телом.

Оно двигалось само по себе, без моей команды и даже против моего желания. Мне оставалось лишь смотреть, как мои руки, ставшие отчего-то такими грубыми, завязывают веревку на руках какого-то человека. Он, этот человек, был бледен как мел, а глаза его то и дело метались от меня к другим людям в помещении. Я точно знала, что это охрана, а этого перепуганного человека мне было совсем не жаль.

Веревки сплелись в узлы стараниями моих коротких пальцев. Мужчины подошли, чтобы поднять связанного узника, и я проследовала за ними, когда они вышли. Его вели через толпу к огороженному возвышению, где стоял человек, от взгляда на которого мое сердце забилось чаще. Своим сердцем я тоже больше не владела.

Монотонный голос зачитал прегрешения узника, дав понять мне, участницей какого действа я стала. Казнь.

Я подняла глаза к небу в тот момент, когда перепуганный человек выпутался из завязанных мной веревок и кинулся в толпу. Охрана не позволила ему, конечно же. Палач все равно опустил свой клинок. Мне не было страшно или горестно - скорее стыдно.

- Прости, Анри, - тихо прошептали мои губы, когда мы вернулись домой. Теплая рука легла на мою голову, взъерошила волосы.

- Все в порядке, Мари, - я подняла глаза, чтобы увидеть лицо. Да, он улыбается - как всегда, немного обреченно, но неизменно ласково. Анри всегда так улыбался мне, и я откуда-то это знаю. - Просто будь внимательнее в другой раз.

..другой раз. Он настал достаточно скоро. Работы у Королевского Исполнителя всегда в достатке.

***

- Дочь палача, - напыщенные дамы шептались между собой, думая, что я не слышу их недовольства, но я слышала, пожалуй, даже слишком отчетливо. Я чувствовала, как досада и обида вскипали в моей душе подобно яростной несокрушимой лавине, и разделяла эти чувства. Пусть это была не я, но это презрение было мне знакомо.

Я провела в этом странном состоянии достаточно времени, чтобы понять, чьими глазами я вижу мир. Мари Сансон всегда помогала брату, когда их отец не смог больше держать в руках меч, и с должным смирением относилась к своему будущему. Кем бы ни оказался ее будущий супруг, клеймо дочери палача навсегда останется с ней, ее детьми и внуками. Ей едва исполнилось пятнадцать, и подле смерти она была чаще, чем на светских раутах. И пренебрежение чванливого высшего общества ранило юную девушку больнее, чем собственная участь.

А еще больнее било их презрение в адрес Шарля. Стоило ему подойти, как напомаженные и ухоженные дамы поспешили удалиться, даже не пытаясь скрыть страха во взглядах и отвращения в сморщенных носах.

Я не могла понять этого. Мой брат никогда не смотрел так, как смотрел на Мари Анри.

- Они, - я вскидываю руки к лицу, пряча вспыхнувшие щеки и горькие слезы.

Вместо ответа Анри обнимает меня. И в его руках мне так же спокойно, как в объятиях Энжи.