Яхта причалила к одинокому острову, который многие считали необитаемым и о котором лишь единицы говорили, как об убежище для контрабандистов. Еще меньшее число людей знало истину - остров принадлежит тасканскому аристократу, известному в Париже как граф Монте-Кристо. Мало кто отваживался подплывать к острову близко из-за слухов о не дружелюбных моряках, не дружащих с законом. Но этот случай был исключением, ведь яхта принадлежала хозяину острова. Плеск воды, посеребренной лунным светом, успокаивал и, одновременно навевал воспоминания о том дне, когда несчастный моряк Эдмон Дантес, сбежав из заточения впервые покинул замок Иф. Сегодня он сделал это во второй раз. И, даже зная, что стены своего мрачного узилища он покинул несколько часов назад, Эдмон все еще чувствовал затхлый запах этого треклятого места, лишенного надежды и жизни. Эта встреча с прошлым, она дала понять, что возврата к минувшему быть уже не может, заставила поверить, что, все же, он был прав и все его действия были верны от начала и до конца... Замок Иф, место, где он однажды умер, место, где он молил господа лишь о том, чтобы не утратить память, мрачной безмолвной тенью протянувшийся сквозь всю его жизнь. Мужчина зябко поежился, будто бы вновь ощущая холод каменных безразличных стен, окружающих его со всех сторон и испещренных зарубками для подсчета дней в неволе... Каждый день, чтобы не сойти с ума, он считал и отмечал. Он ждал и надеялся, что однажды кто-то придет и протянет ему руку помощи...
Тряхнув темными волосами, перехваченными лентой, он шагнул под свод своего подземного убежища. Пещерный Король, как его прозвали контрабандисты, вернулся домой. Стараясь не шуметь, Дантес прошел к своим покоям, на ходу снимая плащ камзол. Наскоро переодевшись, все так же тихо, дабы никого не потревожить, ведь помимо него в соседних покоях, наверняка, крепко спят Гайдэ и Валентина. Ему вовсе не хотелось прерывать сна ни одной, ни второй девушки, а потому, разведя огонь в очаге, Эдмон устроился в подле него в кресле, дождался, пока разбуженный его блужданиями, Али беззвучно принесет набитую трубку и травяной чай. События минувшего дня мелькали перед глазами, заставляя качать головой. Во всяком случае, он весьма четко определился с тем, что в его жизни существовало две Мерседес... и одна из них ушла безвозвратно, а ко второй у него не было никаких чувств кроме горького сожаления. Раскуренная трубка разлила по комнате запах вишневого табака, смешавшегося с ароматом трав, огонь уютно потрескивал в камине. Казалось бы, нужно чувствовать себя расслабленным, успокоенным. Эдмон же, напротив, не мог избавиться от ощущения давящих на плечи неподъемным грузом каменных стен.
- Когда же ты меня отпустишь, - пробормотал мужчина, откидываясь в кресле назад и прикрывая глаза, - Неужто я и впрямь должен последовать за теми, кого поразил меч правосудия, что господь вложил в мои руки? Если так... Если так, то должно завершить еще дела, - Дантес вновь тяжело вздохнул. Дела. И Гайдэ. Он не может оставить ее без присмотра. Кто-то должен будет заботиться о ней. Бедное дитя. Без него она совсем пропадет. Нужен кто-то надежный. Проверенный. Не Бертуччо, конечно же. Его управляющий не годится на роль опекуна. Али? Тот и так будет сопровождать Гайдэ, но и он не сможет приносить ей пользы. Хорошим вариантом было бы подыскать ей супруга. Но, от чего-то, эту мысль Эдмон отметал, помечая, как не выполнимую - слишком мало времени у него, чтобы тратить его на поиски жениха.
- Как и всегда, трудности, что призваны закалить характер, - усмехнулся мужчина себе под нос и затянулся трубкой.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Он не услышал ее шагов, скорее уж почувствовал взгляд. Тонкая, будто сотканная из теплых лучей восточного солнца фигурка застыла в дверном проеме, словно ангел, сошедший в темное мрачное подземелье, заплутавший по ошибке.
Эдмон отложил трубку, едва изогнув губы в улыбке, которая, надо сказать, тут же едва не угасла, заставив мужчину нахмуритья, осматривая девушку с ног до головы. Тонкая белая ночная рубашка, едва прикрывающая щиколотки и босые ноги. Белая ткань едва скрывающая юное тело, струящаяся с юных плеч, вряд ли спасала от прохлады подземного жилища графа Монте-Кристо, а босые ноги на холодном полу и вовсе не способствовали ее здоровью. К великому своему сожалению, или к счастью, Эдмон отмечал каждую деталь еще тронутого сонной негой девичьего лица, покрывшегося лихорадочным бледным румянцем, он видел молитвенно сложенные у девичьей груди руки. И сердце в груди дрогнуло, в который раз заставляя усомниться в правильности своего решения.
Меня так ждали? - мужчина неспешно поднялся, шелестя тяжелым халатом, расшитым серебряной тесьмой, в который успел переодеться с дороги, спасаясь от промозглого не отпускающего холода замка Иф.
- С возвращением. Все ли твои дела решены, мой господин? - пожалуй, он скучал по ее чистому голосу. Сколь мало надо, чтобы ощутить себя спокойнее человеку, привыкшему слышать лишь лесть и яростную ненависть читать во взглядах пополам с завистью. Дантес поднялся со своего места, неторопливо прошествовал к юной албанке, снимая с плеч халат. Негоже юным девушкам выскакивать в исподнем к мужчине. Он мог бы сказать ей об этом, но находил сложным говорить об этом сейчас, когда самому хватило сил чтобы отвести взгляд с некоторым затруднением. В конце концов, юность и красота не могут не задерживать на себе глаз, даже если принадлежат они кому-то вроде него.
- Я разбудил тебя, Гайдэ? - заботливо укутав хрупкую девушку в тяжелую теплую ткань, Эдмон легко поднял ее на руки, - Осталось лишь одно дело. Я должен вернуть Валентину ее возлюбленному, - мужчина легко перенес дочь паши к креслу, в котором еще недавно сидел сам, усадил, сам опускаясь на ковер рядом и касаясь обнаженных ступней ладонями, - Совсем не заботишься о своем здоровье, дитя мое, - с легким укором произнес Дантес, снимая с рук перчатки и отогревая маленькие ступни в своих ладонях, - Ты ведь легко можешь застудить ноги. И что это за бег в ночной сорочке? Здесь совсем не жарко, Гайдэ, - граф внимательно всмотрелся в ее медовые теплые глаза, ища хоть след раскаяния по такой опрометчивости, но вместо него наблюдал лишь теплые радостные искры, подобные весеннему солнцу. И, как весенне солнце, эти медовые глаза достигали самых темных и мрачных уголков души, разгоняя тревогу, все еще сжимающую сердце в груди. Эдмон вздохнул, позволяя себе  улыбнуться ей. Только рядом с Гайдэ он чувствовал себя нужным кому-то. Это одновременно было и приятно и мучительно. Ведь скоро ему придется, отдавая последнюю дань господу, покарать последнего виновного, запятнавшего себя таким недостойным чувством как ненависть и гнев, из желания чужих страданий взявшегося за меч правосудия и использовавшего его в своих целях.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-10-13 06:42:36)

- Я не успела бы замерзнуть - мгновение и Дантесу чудятся слезы в огромных влажных золотистых очах. Однако, если они там и были, пропали бесследно, словно обманчивый блик. Если б он не умел так ясно видеть в темноте, подумал бы, что его глаза подвели его. Но Дантес знает точно - не подвели. Вот только, что могло расстроить его принцессу, он, конечно, даже не предполагает, - Куда холоднее было без тебя, мой господин. Твое присутствие прогоняет злые ветра.- губы невольно трогает улыбка, уже не столь бледная, как ранее. Ее слова греют. Он и думать забыл, как это важно, когда кто-то помнит о тебе. Быть может, хотя бы она не забудет его и в ее чистом сердце останется уголок, где сохраниться место для него, когда все это закончится. Гайдэ удивительная. Даже сейчас, зябко кутаясь в его халат, она смотрит на него своими чистыми огромными глазами и в них нет ни капли ужаса, который проглядывал во взглядах других людей. Только искренняя радость.
Какая поразительная искренность. Совсем не свойственная взрослым, но уже далекая от детской наивности. Гайдэ... Его Гайдэ уже не ребенок, пожалуй. Он и сам замечал это, сам допускал мысли о том, еще тогда, когда собирался позволить Альберу избавить мир от мертвеца, вернувшегося из могилы. Мысль, допущенная однажды, там и осталась, крепко засев в голове.
Возможно и я мог бы быть еще счастлив в этой жизни, - мужчина одернул себя, качая головой, - Не забывайся, Эдмон.
В конце концов, все в жизни складывается наилучшим образом. Он вернет дочери паши Али-Тибилина ее имя, ее титул и ее богатства, Гайдэ займет положенное ей от рождения места и никогда никто не посмеет более запятнать ее светлое будущее такой жгучей ненавистью, что сожгла ее опекуна до тла, убив почти все, что осталось в нем от человека, по имени Эдмон Дантес.
Эдмон все еще держит в своих ладонях маленькие ступни принцессы. Ее кожа подобна теплому живому шелку. Такая нежная и тонкая, слишком нежная, чтобы бегать босой по каменным полам. Ее бы стоило носить на руках, чтоб не касалась всей этой грязи, не пачкалась в этой мирской суете. Но это будет делать кто-то другой. Кто-то, кому она сама захочет подарить свое сердце, а не мрачный Пещерный Король, к которому юное сердце питает благодарность и признательность. Темной тенью он возник в ее жизни и однажды с рассветными лучами исчезнет, как должно всякой тени.
От нерадостных мыслей Эдмона отрывает тихий шелест ткани. Он почти с удивлением следит за тем, как его воспитанница робко тянет свои руки, словно опасаясь, что он отдернется, отстранится... Пожалуй, он мог бы сделать это, гонимый все тем же внутренним убежденьем, что не должно живым касаться мертвеца, что не должно чистоте пачкаться о погрязшего в ненависти человека. Но сегодня Эдмон Дантес может позволить себе маленькую слабость. пальцы чуть дрогнули, стоило девушке коснуться его кожи. Он ведь почти забыл ощущение чьих-то прикосновений, будто завороженный, граф наблюдал за тем, как девичьи пальчики скользят по его рукам, вынуждая замереть.
Он вспоминает, что надо бы сделать вдох только тогда, когда Гайдэ вновь начинает говорить, накрывая его ладони своими:
- Максимилиан прибыл с тобой?
Мужчина рассеяно качает головой, чувствуя до странного сильное смятение, в перемешку со странным трепетом. Как давно такое было в последний раз? Лет двадцать назад? А то и больше. Граф бережно перехватывает девичьи запястья, скользит пальцами по мягким теплым ладошкам и, подчиняясь минутному порыву, целует тонкие пальцы, вместо выражения балгодарности за все, что эта смелая девушка дала ему в эти не легкие для него дни. Другой возможности может и не быть для выражения благодарностей.
- Нет, Гайдэ, его со мной нет. Он прибудет через несколько дней, - глухо отозвался Дантес, рассеяно улыбаясь и выпуская ее ладошки из рук, - Ему нужно еще проститься с прошлым, чтобы ступить в новое будущее, - сообщил Эдмон, отводя взгляд и устремляя его в потрескивающий в камине огонь, - Я сегодня посетил место, где нашел свой последний час Эдмон Дантес и навсегда простился с покойным, - он вовсе не планировал рассказывать ей о замке Иф, однако, поди ж ты, само сорвалось с языка, - Простился с женщиной, когда-то назвавшейся его невестой и навестил кладбище, где покоится его бедный отец.
Голос звучал тихо и задумчиво, словно он все еще стоял среди могильных плит, гадая где же может быть похоронен несчастный его родитель. Ни креста ни могильной плиты у него не осталось и некуда даже принести цветы. Быть может, оно и к лучшему - более ничего не связывает его с тем каталонским моряком, который в 19 лет был назван опасным бонапартистом и угодил за решетку по доносу.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-10-14 13:29:51)

Ему чудилось, что все его существо остыло, умерло, душа угасла и остались только слабо тлеющие угли. Такой контраст рядом с живой и полной энергии Гайдэ. Что ж, он может гордиться тем, что дал ей все, что было в его силах дать девочке, потерявшей отца и мать и лишившейся всего.
Дантес чувствовал, как, гнездящаяся внутри пустота обволакивает страшным потусторонним холодом, словно и впрямь он давно слег в могилу. От того, наверное, от протянутой руки Гайдэ ему почудился нестерпимый жар, когда он безотчетно взялся за нее, словно утопающий за соломинку. Стоило бы взять себя в руки. Но нельзя быть бесконечно сильным постоянно. Как бы Эдмон не контролировал себя, как бы не давил в себе свои собственные порывы, замок ИФ все равно напоминал о себе страхом остаться в одиночестве. Семь лет он провел в одиночной камере в темноте, не слыша никакой человеческой речи, кроме редких слов, бросаемых тюремщиками. И эти семь лет породили в нем ужас утратить память и разум. Вот и сейчас, словно свежая сорванная рана, воспоминание, подкрепленное визитом в эту самую камеру, заставляло до отчаяния желать просто почувствовать рядом кого-то живого. Наверное поэтому, стоило Гайдэ спуститься с кресла на ковер, Дантэс, усаживаясь по турецки, привлек к себе девушку, обнимая ее хрупкие плечи поверх халата и позволяя ей прижаться спиной к своей груди. Смотреть в ее лицо было бы выше его сил. Слишком явно сейчас сквозь привычное его спокойствие проглядывало лицо человека, тронутое застарелой болью и отпечатавшее в себе весь тот кошмар, что он пережил. Он слушает ее, глядя в потрескивающее в очаге пламя, бросающее на его лицо неровные острые тени. Она права и не права одновременно.
- Как Гайде не умерла в Янине, так и Эдмон Дантес не погиб пленником, - она пытается заглянуть в его глаза, но Эдмон лишь опускает ресницы, а за тем, с тяжелым вздохом зарывается лицом в ее темные волосы, качая головой. Неожиданно больно слышать свое имя из ее уст. Неожиданно странно. Руки непроизвольно сжимаются крепче вокруг девичьих плеч, будто это могло как-то успокоить бурю эмоций, поднявшихся внутри.
- Меня спасла не маска, это сделал Эдмон Дантес. Ты слишком рано звонишь в траурный колокол.
Дрожь, пробежавшую по телу подавить не получилось.
Это оказалось мучительно. Мучительно больно и мучительно приятно знать, что кто-то может еще ценить не его маску, не его личину. Но больно от осознания, что это нужно окончить. И рубить нужно будет с плеча, одним ударом, пока не стало слишком поздно, пока не поддался искушению остаться и продолжить эту пытку болью и сладостью.
- Одна ты лишь и помнишь об этом, Гайдэ, - голос, однако, прозвучал еле слышно, вопреки желанию. Он должен был бы гордиться тем, что совсем недавно забитая, не приученная дерзить и спорить, Гайдэ, наконец, начала вести себя, как человек, имеющий свое мнение. Он должен бы гордиться, как родитель, вот только смотреть на нее лишь отцовским взглядом не удавалось. Нужно бы разжать руки, дабы не поддаваться искушению, но, видно, силы вновь надеть на лицо холодную маску графа Монте-Кристо вернутся к нему еще не скоро.
- Еще немного посиди со мной. - почти мольба, даже не просьба. Мольба человека отчаявшегося и запутавшегося в желаниях решениях. Пожалуй, так и рождаются сомнения, несмотря на то, что решение принято правильное, верное. Решение, которое должно привести к закономерному финалу.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-10-15 07:35:38)

Эдмон с трепетом ощущает, как теплые тонкие пальчики Гайдэ переплетаются с его собственными, сведенными судорогой. По коже пробегает будто бы разряд тока. Ведь перчатки так и остались на полу, подле кресла, отложенные, как и гаснущая, но еще дымящаяся трубка с вишневым табаком. Дантес молчит, боясь спугнуть такое трепетное прикосновение охрипшим голосом, застрявшим в горле. Спазм, сжавший горло, не дает ни вдохнуть ни выдохнуть, пока Гайдэ касается его предплечий.
Надо бы опомниться, надо бы отстраниться, ведь она все же ему как дочь. Она еще так юна и так невинна. Но отвергнуть ее робкие прикосновения, отказаться от того уюта, того тепла, что рождалось из едва ощутимых касаний, из ее дыхания и тепла ее тела в кольце его рук не моглось да и не хотелось, в общем-то. Эдмон молчал, слушая, как бьется ее сердце, с благодарностью слушая ее тихий голос. Минутная слабость, о которой, быть может, он еще успеет пожалеть потом. Ведь нельзя более привязываться к кому-то. И, тем более, нельзя привязывать кого-то к себе.
Граф украдкой касается губами темной пряди волос, вместо выражения признательности за то, что Гайдэ рядом. Сегодня как никогда страшно и не хочется быть одному. Холод промозглых мрачных каменных стен замка Иф еще долго не отпустит его, но сейчас он особенно свеж. И только дочери паши Али-Тибелина под силу сейчас его отогнать. Пусть не на долго. Но пока Эдмон бодрствует, он не будет его ощущать, а перед сном вновь забудется в опиумном дурмане, который накроет сознание спасительным мраком, даст отдых измученному сознанию, все еще объятому страхом.
Он так благодарен ей за ее молчание и за то, что она не задает вопросов. Вряд ли он сумеет передать словами всю глубину этой благодарности. Да и пытаться не стоит. И Эдмон лишь наслаждается уютной тишиной и щемяще теплым молчанием в комнате.
- Когда Максимилиан прибудет – ты снова отправишься в путь? - ему кажется, что он отчетливо слышит звук лопнувшего стеклянного бокала или чего-то еще. Она умеет задавать вопросы, на которые он не хотел бы отвечать. Настолько точные, насколько и умеющие задеть самую суть. Все нутро будто в ответ на ее вопрос напряглось, оставляя тело при этом столь же расслабленным, ничем не выдавая изменившегося настроения своего хозяина.
Так всегда - в бочке меда найдется ложка дегтя. И она испортит все в одно мгновенье. Лгать ей не хотелось. Он отправится в путь, это верно. Но брать ее с собой в это путешествие Эдмон не собирался. И потому Дантес, глядя ей в глаза молчит долгих несколько мгновений, собираясь с мыслями и давя мятущиеся мысли.
- Да, я собираюсь в путь, - осторожно кивает он, глядя в золотистые глаза принцессы, - В далекое путешествие... - он пытался подобрать верные слова, когда вдруг зацепился мыслями за одну довольно безумную идею. В темных его глазах блеснули отблески гаснущего пламени в очаге, пальцы чуть сжали теплые ладошки Гайдэ и Эдмон с теплой улыбкой поинтересовался:
- Но прежде, чем уехать... Скажи, Гайдэ... Как тебе Валентина? Вы много времени провели вместе. Хотел бы я знать, кому доверяю сына своего доброго друга, - словно невзначай поинтересовался он, переводя тему в другое русло. Не слишком ловко, не так изящно, как хотелось бы, но удачно скрывая свои тяжелые мысли за этим, казалось бы, обоснованным интересом истиную цель.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-10-19 09:29:09)

Ее дрожь отзывается волной холода, поднявшейся откуда-то из глубины и ледяной ладонью сжавшей сердце. Возможно ли, что Гайдэ догадалась? Возможно ли, что угадала за мишурой слов его решение, страшным, тяжелым грузом легшее на плечи?
Он попытался вглядеться в теплые золотые глаза, но принцесса лишь опустила голову, лишая и такой возможности понять, прав ли он в своей догадке.
И Эдмон снова беспомощно цепляется за свои идеалы, пытаясь не дать окрепшей было решимости рассыпаться битыми осколками, собрать воедино свою трещащую по швам маску холодного спокойствия... но лишь, сдаваясь который раз за вечер, обнимает крепче дрожащие плечи, боясь отпустить, пропустить хоть один миг того тепла, неровным отблеском отпечатавшегося в сердце, будто пытаясь навеки запечатлеть это мгновенье в предрассветной тишине.
- Она чудесная, - голос Гайдэ тихий, что ему почти приходится затаить дыхание, чтобы услышать ее, - Максимилиан в заботливых и нежных руках. Она искренне любит его.
И ни слова более. Ах, знать бы только, что без него Гайдэ не пропадет, не натворит глупостей, непоправимых и не нужных... Она заслуживает лучшего, заслуживает счастья. Гайдэ должна жить в светлом, радостном мире, где никто не отравит больше ее дни мрачной и холодной местью, где не посмеет никто причинить ей вред. Он хотел бы быть уверен в том, что покидая ее, оставит в надежных заботливых руках, но за время пребывания в Париже Гайдэ так и не покидала особняк без него ни разу, кроме визита в зал суда в тот роковой день и не завела никаких знакомств. Кому доверить заботу о ней? Кому доверить ее благополучие? Эгоистично полагать, что он сумел бы позаботиться обо всем сам. Его дорога лежит туда, откуда не возвращаются.
- Я рад, что вы поладили, - в голосе не проскользнет ни нотки беспокойства, сжавшего все нутро. Беспокойство и забота могут свести с ума. Теперь он знает это. А ведь раньше он бы посмеялся самому себе в глаза, если б знал, что так будет. Запутанно. Все запутанно и слишком сложно. И лучше бы Гайде не оборачивалась к нему с такой надеждой во взгляде, застывшей и не высказанной.
- Когда ты вернешься, господин? - теплые ладошки выскальзывают из его рук и он даже не пытается удержать их, чувствуя, как леденящий озноб пробирается под кожу. Эдмон невольно отводит взгляд и чувствуя, как болезненно сводит грудь.
Как ответить ей, что этого не случится? Как объяснить ей причину? Ах, если б было возможно просто исчезнуть. Но он не может себе позволить такой роскоши. Он должен быть уверен, что все сделает правильно, что не оставит ее беспомощной и беззащитной. Со временем она забудет его и сможет жить так, как и должно жить девушке ее положения и происхождения. Будет как и прежде ходить в оперу, занимая отдельную ложу, но уже без его мрачной тени, притаившейся рядом. И это к лучшему. Это будет верно и правильно.
- Я должен буду покинуть тебя, Гайдэ, - возможно, он должен был бы, как и всегда, по отечески улыбнуться, добавив это вечное "дитя", так расстраивающее ее, но сегодня с ним явно что-то не то сделалось, слова давались с трудом, застревали на пол пути и вместо них вырывались совсем не те, которые хотел сказать, - Я должен буду отправиться в это последнее путешествие в одиночестве, - скольких сил стоило встретить ее взгляд прямо, пожалуй, он не взялся бы сказать. И не взялся б определить, от чего ему было больнее - от ее надежды или от своей безнадежности.
Ах, Эдмон, Эдмон. Все-то ты сломаешь, все разрушишь... И не можешь коснуться чего-то, не разбив и не сломав, - Дантес с горечью изогнул губы в улыбке, даже не пытаясь загнать под привычное спокойствие усталость и грусть от предстоящей разлуки. Теперь уже навсегда. С именем Гайдэ на губах он покидал свою бывшую тюрьму, с ее же именем он и закончит свой путь где-то далеко, не здесь. Не стоит омрачать другим их жизнь, особенно, когда у них есть все шансы прожить ее более радостно и ярко, чем сам он смог прожить.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-10-26 16:55:39)

Эдмону тяжело. Тяжело и горько от собственных слов, застрявших где-то в горле. Горечью ее вопрос оседает где-то внутри, жжет, словно изжога или крепкий ром на тощак. Впивается иглами в растрепанные осколки того, что когда-то было целым и сейчас в очередной раз билось и рассыпалось.
Провинилась? О, нет, конечно же нет. Гайдэ не может быть в чем-то виновата перед ним. Никогда. Неужели она не видит, что и это он тоже делает ради нее? Ради ее счастья, которое, несомненно, ей улыбнется, как только она сможет освободиться от него.
Его принцесса угрюма и печальна. Эдмон в который раз спрашивает себя, верно ли он поступает и гонит сомнения проч. Не стоит даже думать о том, что он может ошибаться, ему просто нельзя этого делать. Нельзя сомневаться. Иначе он поддастся слабости. Граф молчит. Молчит даже тогда, когда Гайдэ предпринимает попытку вывернуться из его объятий. Ее движение, порывистое, хоть и слабое, острой иглой впивается в грудную клетку, обжигает каленым железом, но он молча разжимает руки, позволяя ей выскользнуть. Кто он, чтобы удерживать ее? Она свободна и должна осознавать это. В конце концов, он хотел больше всего, чтобы дочь Али-Паши Тибелина почувствовала себя не рабой, не собственностью какого-то богача... Он желал, чтобы его драгоценная Гайдэ смогла улыбаться не потому, что кому-то так хочется, а потому, что хочется этого ей самой. Он желал, чтобы она научилась выражать свою волю. И вот оно. Выражение этой воли. Но тогда с чего же ему так горько?
- Пожалуйста, Гайдэ, не ходи больше босиком, - стоило бы сказать что-то иное, но, кажется, ему достаточно удалось успокоиться и отрезветь от этого ее тихого шепота, чтобы говорить тем же спокойным голосом, глядя при этом на свои руки и пытаясь спрятать собственную ноющую тоску в глубине души, прикрыть ее заботой и беспокойством, прокравшимся в его слова,каким он привык говорить с людьми, - Ты простудишься, - он так не хочет говорить о том, как и что будет дальше с ним самим. Гораздо проще думать о других. Не так ведь страшно будет остаться одному, наедине со своими демонами, зная, что он смог сделать хоть что-то хорошее еще в этой жизни. Мысль об этом согреет его в этом последнем путешествии, которое не за горами.
Неторопливо поднявшись со своего места, Дантес в полном молчании поднял с ковра перчатки, медленно надел их на внезапно замерзшие руки. На мгновение ему почудилось, будто перчатки помогут удержать ощущение от тепла мягких девичьих ладошек, которых он касался совсем недавно. Монте-Кристо, тряхнув головой, прогоняет эту нелепую мысль и вновь раскуривает потухшую трубку, так и не оборачиваясь к Гайдэ. И, лишь когда она скроется в дверном проеме, граф устало сгорбится в кресле, словно обессилев еще более от этого короткого разговора, чем от визита в мрачный замок, когда-то бывший его тюрьмой. Словно из него вынули тот самый стержень, что заставляет всегда держаться прямо и расправлять плечи.
Я просто устал. Мне нужно немного отдохнуть и все вернется на свои места, - сколько бы он не успокаивал себя этой мыслью, лучше ему не становилось. Совсем. Потухший очаг смотрел на него черным нутром с тлеющими алыми угольями-глазами, словно в немом упреке сверля его обвиняющим взглядом, будто говоря: "смирись, ты никогда и ничего не исправишь". Верно. Не исправит и не выкупит себе покой чужим счастьем, но хотя бы будет знать, что кто-то еще может вспомнить его имя добрым словом.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Он не смог сомкнуть глаз. Беспокойство и тревожность не дали отдохнуть. А потому, когда Али накрывал на стол к завтраку и приборов оказалось на один меньше, Эдмон насторожился. Гайдэ сказалась больной и не пришла. Ее кресло пустовало, а Дантес ловил себя на том, что кусок не лезет в горло. Он все утро провел листая книги и дымя трубкой вместо того, чтобы пойти спать. Походило на то, что его названной дочери не понравилось его решение. Отчасти он понимал почему. Но только лишь от части.
Он достаточно хорошо знал Гайдэ, чтобы понимать, что, скорее всего, его названная дочь смертельно обижена на него. И нужно это срочно исправлять. Он не желал омрачать последние проведенные вместе дни обидой и наполнять их грустными воспоминаниями. Эдмон хотел сохранить в своем сердце ее улыбающееся лицо. Он мог бы послать в ее покои Али, чтобы бывший раб проследил за тем, чтобы девушка обязательно поела. Но не решился переложить на немого слугу еще и это. Сам обидел, а значит и просить прощения должен сам.
Валентина де Вильфор лучилась счастьем. И, стоило графу упомянуть, что Морель вскоре прибудет за ней, как она тут же защебетала о том, как она благодарна ему и как это много для нее значит.
- Мне никогда не отплатить вам за вашу доброту, - сообщила девушка, заливаясь румянцем, - Отчего же вы не даже не притронулись к еде? - поинтересовалась она и Эдмон нашел свое поведение не менее странным. Мягко улыбнувшись, он рассеяно качнул головой.
- Должно быть, еще не отошел от путешествия. Я должен проведать Гайдэ. Раз ей нездоровится, будет в высшей мере не благоразумно предоставить ее самой себе, - сообщил он, поднимаясь из-за стола и кивая своему немому слуге. Поручив Валентину заботам Али, Дантес собрал на поднос завтрак для Гайдэ и для себя, раз уж так вышло, что за общим столом он не смог проглотить ни кусочка.
Комнаты дочери Паши Янины встретили его тишиной. Эдмон впервые не обратил внимания на попытки камеристки убедить его в том, что госпоже не здоровится, даже не стал просить предупредить ее о его приходе. Только лишь отослал девушку прочь.
Поднос с легким стуком опустился на круглый столик напротив кровати, заваленной подушками и перинами, из под которых выглядывала маленькая босая розовая ступня.
"Все же бегала по холодному полу босиком", - поразившись такому упрямству, мужчина качнул головой и, сняв перчатки, опустился на пушистый ковер, которым была застлана вся комната.
- Гайдэ, - позвал он, разливая ароматный чай по чашкам и чувствуя, как его цветочный запах мгновенно смешивается с благовониями, наполняющими комнату, - Ты не пришла к завтраку, - стараясь не глядеть в сторону вороха подушек, Дантес подцепил с блюда кусочек сочащейся медом сласти, - Али расстарался ради тебя. Да и Валентина тревожилась о твоем здоровье. Я решил, что ты не откажешься от моей компании? - есть по прежнему не хотелось. Наверное, именно по этому на подносе в основном стояли всевозможные сладости... Дантес молча упрекнул себя в недальновидности. Разумеется, набрал ровно то, что сам съест в любом виде. Наверняка это выглядит более чем не нормально. Но теперь уже ничего не сделаешь и придется держать лицо. Эдмон слизнул с пальцев липкие потеки меда и повернулся к Гайдэ, ожидая хоть какой-то ответ.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-11-14 17:12:01)

Он ловит на себе ее взгляд и едва не давится несчастным десертом. Слишком внимательно она следит за ним. Дантес, стараясь не терять самообладания неторопливо берет в руку чашку чая и делает большой глоток. Горячая жидкость слегка обжигает губы и язык, но Эдмон даже не морщится, только улыбается своей воспитаннице, не теряя надежды, что она все же соизволит снизойти до своего гостя и разделить с ним... подобие завтрака. Глаза у Гайдэ темные, влажные и... будто бы воспаленные. И не понятно - то ли и впрямь простыла, то ли что-то еще с нею стряслось. О том, что она могла плакать Эдмону думать не хочется. Слишком большим грузом это ляжет на сердце. Быть причиной ее печали он хотел в последнюю очередь. Наверное, именно поэтому ее ответ вгоняет его в ступор на долгих несколько секунд, заставляя сосчитать до десяти и привести в порядок мысли. Спокойствие удается сохранить с трудом, как и не позволить себе выразить ничем свое недовольство тем, что его воспитанница забивает свою хорошенькую головку всяческими дурными мыслями и доводит себя до такого состояния.
- Головные боли? - граф хмурится, отставляя чашку и глядя туда, где еще мгновение назад было личико бывшей невольницы. Ему совсем не нравится укор в ее голосе. Справедливый, надо сказать. Ведь действительно, он ее расстроил, хоть и уверен, что делает все правильно, - Гайдэ, иди сюда, - не дожидаясь, когда юная принцесса соизволит выскользнуть из вороха перин, Эдмон, даже не подумав надеть перчатки, поднимается с ковра и шагает прямиком к ее импровизированному убежищу. Головная боль может быть как следствием простуды, так и следствием долгих слез. И оба варианта могут иметь место. Ведь, в конце концов, он застал ее все еще босой. Уверенно ухватившись за одело, мужчина потянул его прочь. Его воспитанница, к его вящему недоумению закопалась в множество одеял, словно шелкопряд, закутавшийся в кокон. Дантес вздохнул и потянул очередной слой импровизированного кокона прочь.
- Хватит прятаться, Гайдэ. Иначе я всерьез начну беспокоиться за твое здоровье, - с легким упреком, едва слышимым в голосе произнес граф, даже не заботясь о том, что одеяла с шорохом сползают на пол. Наверное, ему бы стоило остановиться, но видеть такую демонстрацию обиды от части детскую и от части заслуженную и ничего не предпринимать было выше его сил. Должно быть, по традиции, первой из под одеяла показалась все та же розовая пятка и щиколотка. И уж только потом ее взъерошенная владелица, облаченная все в ту же ночную рубашку. Эдмон качнул головой и, наклонившись над своей воспитанницей, протянул руку, убирая с ее лба темные тяжелые локоны волос.
- Головные боли не значат, что стоит пропускать завтрак, - назидательно сообщил он, убирая непослушные темные пряди за ухо девушке и касаясь губами ее лба. Жара не было. Во всяком случае, это, хотя бы не простуда. И эта мысль успокаивала. В конце концов, ему и впрямь было бы совестно от того, что его принцесса простудилась из-за того, что переохладилась, бегая босыми ногами по каменному полу, - И так... раз моя принцесса совершенно здорова, - рассматривая припухшие и покрасневшие глаза Гайдэ протянул Дантес тем самым тоном, который предвещает мало чего хорошего, - Лучше бы ей сей же час соизволить составить мне компанию, потому как я бросив завтрак явился сюда ее проведать, - наставительно коснувшись пальцем кончика ее носа, Эдмон отстранился, надеясь, что девушка не заметила, с какой неохотой он это сделал.
Стоило вернуть свое внимание остывшему чаю и великолепным творениям рук Али. Иначе можно серьезно прогореть на собственных же сомнениях.
[AVA]https://pp.userapi.com/c639216/v639216518/4866a/2iCw5aBDUjM.jpg[/AVA]

Отредактировано Monte-Cristo (2017-11-16 19:49:24)