Война за Святой Грааль. Громкое и благородное – эпическое заглавие к прозаичной саге об обыкновенной резне. Ничем не лучше Крестового похода, облагороженного сынами церкви вуалью из высших христианских замыслов, или Священного Джихада, исповедующего путь усердия во имя борьбы за веру, бытующих между народами в средние века. Что бы ни говорили представители человеческой расы, исповедующие немилосердный путь меча, как бы ни оправдывали свои безосновательные притязания на жизнь и свободу своих ближних, какими бы высокими словами ни нарекали стереотипное смертное побоище – война всегда оставалась войной. Ничто не менялось в сердце исконного варварского ремесла, живущего в крови людей с самого момента их зарождения. Где как не на войне в существах, одарённых благами разума, пробуждается самое худшее? Когда Ричард, призванный среди прочих себе подобных, оказался в центре побоища, посреди царствующих хаоса и раздора, он как никто другой осознал – неизменный механизм, будоражащий сердца людей и неугасающий от эпохи к эпохе, уже был запущен. Чёткий и отлаженный, словно тонкий инженерный замысел, воплощённый в сложном механическом устройстве, дьявольский двигатель как прежде питался человеческой кровью, а приходил в действие благодаря одному лишь усилию чьей-то отравленной воли.
События, грянувшие на просторах огромного футуристического сооружения, уходящего высоко в небеса, развивались с катастрофической скоростью. Непредвиденный взрыв, сотрясший остовы гигантской конструкции, мгновенно перещёл в хаос неизбежной битвы, унёсшей благородные жизни многих призванных героев. Гремело оружие, языки безжалостного пламени, прорезаясь сквозь ночную мглу, обращали в прах всё вокруг, жизни обрывались, словно сухие листья увядающего дерева. Война, которую намеревались избежать бесчеловечным образом ценою жизней многих благородных героев, без жалости вошла в свои подлинные владения и властвовала, насыщалась кровью и торжествовала, покуда в непримиримых сердцах застигнутых врасплох и сражающихся трепетало пламя жизни.
Многие опасности подстерегают благочестивого рыцаря на его благородном пути, но сказывают, что худшая из возможных – вне всяких сомнений, предательство. Призванный из иного измерения и оказавшийся в самом эпицентре беспорядочной кровопролитной битвы между Героическими духами и их Мастерами, а также алхимиками башни – третьей застигнутой врасплох стороной, Ричард быстро смекнул что к чему и расставил необходимые приоритеты. Защита мастера являлась для него первостепенной задачей, поскольку без связи контрактом право на существование в этом мире для призванного в качестве слуги героя не представлялось возможным – лишённый якоря корабль рано или поздно неизбежно поглотит океан. В то время, когда остальные Мастера неминуемо гибли во всеобщем хаосе, охватившем башню, Слуга Ассасин свободно вершил своё тёмное ремесло. Под шум особенно ожесточенного поединка между двумя представителями рыцарских классов, масштабы которого от минуты к минуте лишь с непредотвратимостью разрастались, один за другим пали практически все кандидаты в Мастера. Кроме одного – Мастера Сэйбера. Ричард несколько раз отбил нападение Ассасина, и жизни мага, которого связывал с ним контракт, казалось, не угрожало ничего... кроме собственного же безумия. В пылу ярости лишённый рассудка волшебник захлёбывался словами, проклиная неотлаженную систему, задача которой заключалась в уничтожении призванных Слуг, персонал башни, вопиющая некомпетентность которых стоила стольких разрушений и, разумеется, собственного Слугу, который столь решительно цеплялся за клочок дарованной ему – и, по мнению мага, незаслуженной – жизни, чем бессовестно подвергал сомнению осуществление его заветного желания. Овладевшее Мастером безумие дошло до той степени, когда тот едва не воспользовался Командным заклинанием, чтобы уничтожить своего верного защитника. Однако Ричард заблаговременно пресёк фривольную попытку покушения на собственную особу, и таким образом, омрачённый предательством, освободил себя от недостойного контракта. Через столь мимолётное и одностороннее сотрудничество ему открылась незавидная правда, освещающая события некогда священного ритуала Войны за обладание Грааем, но впредь запятнанного чьим-то хитрым и бесчестным замыслом.
Когда градус беспорядочных событий пошёл на спад, а битва между двумя Слугами перетекла в преследование того, кто похитил сосуды для воплощения Грааля, среди которых был один заполненный и готовый к осуществлению чуда, Ричард также пустился в погоню. Инцидент с Мастером изрядно отвлёк его от кульминации происходящих событий, и единственное, что ему оставалось теперь – лишённому всякой надежды – отчаянно сражаться за исполнение собственного желания. Сложно было сказать, кто в этой битве был злейшим врагом – уцелевшие противники, влекомые той же незавидной долей, или же время, которое неизбежно заканчивалось. Очутившись среди просторов незнакомого города, что раскинулся вокруг башни, во власти чуждой эпохи, что сквозила какой-то неодолимой тоскою, Ричард бросил своего коня галопом в надежде настичь по остаточным следам магической энергии того, кто похитил Граали. Наверное, примерно так же ведут себя хищники, неспособные поделить друг с другом последний кусок добычи. Сложный и местами однотонный городской массив не внушал особой надежды на успех, пока и вовсе не лишил наездника последней зацепки. Застигнутый врасплох обстоятельствами, но не лишённый присутствия духа, Ричард вновь оказался на площади перед злополучной башней. «И когда только легковерие к соблазнам дьявола приводило человека к добру?», – иронично прозвучало в мыслях рыцаря, в то время как взгляд его зацепился за одинокую фигуру, различимую среди сумрака ночной палитры. То была женщина, уединённо блуждавшая среди спящих улиц фальшивого города. Беглое впечатление, свойственное её молодой особе, создавало резкий контраст со всем тем ужасом, что вовлекал в себя рыцаря до тех пор. В своём безмятежном любопытстве, во взглядах, потерянных среди необъятных высот огромной конструкции, женщина была подобна мотыльку, которого в искушении притягивало обжигающее пламя огня, но не знакомого с присущей ему опасностью.
Некоторое время пленённый чарующей безмятежностью одинокой фигуры, Ричард вскоре опомнился и отдал команду своему скакуну. Став на дыбы, могучий конь разорвал ночную мглу звонким ржанием и бросился вперёд, повинуясь воле своего хозяина. Прорвавшись верхом, словно на крыльях орла, сквозь иллюзию покоя, что неосязаемым барьером стелилась вокруг ночной странницы, всадник приблизился на расстояние двойной длины копья и резко осадил своего ретивого скакуна, с поразительной ловкостью развернув влево. Мощные копыта, закованные в сталь, отбили ритмичную дробь, с треском разлетелась по сторонам асфальтная крошка. Всадник взмахнул поводьями и совершил несколько кругов вокруг женщины, оценивая обстановку. Никто даже и не пытался ему противостоять. В то время, пока тяжелые копыта нещадно врезались в асфальт, наездник наблюдал за женщиной. Его острый глаз сразу приметил магическую вязь Командных заклинаний, отчетливо проступающих на бледной коже её руки. Вероятно, полуночная странница была одним из будущих кандидатов в Мастера и к произошедшим в башне беспорядкам не имела никакого отношения. «Пока ещё не имела», – поправил себя Ричард.
– Прекрасная ночь, леди, – прозвучал спокойный голос рыцаря, чей сверкающий доспех отражал призрачный лунный свет. – Примерно в такую ночь сын всех заблудших встретился с отцом нашим Всевышним. И встреча эта во многом определила его судьбу.
Взгляд всадника сквозил недоверием, но сохранял твёрдость и решимость; в нём угадывалась некая сила, какой всегда отличался взгляд высокочтимой особы королевских кровей. Манеры, каких придерживался всадник, не отличали в нём расположения к незнакомке, скорее наоборот – обнаруживали некую бесцеремонность. Можно было предположить, что над рыцарем довлело некое тёмное чувство, что не позволяло ему проявить благосклонность к особе, в чьей общине прежде ему уже случалось разочароваться.
– Я предлагаю тебе выбор, женщина, – с ледяной металлической песнью сверкнуло лезвие – всадник обнажил клинок, – Ты можешь заключить со мной контракт, благодаря которому ты обретёшь верного друга и соратника в этой Войне, или же... – рыцарь перехватил меч, тот угрожающе навис над шеей полуночной странницы, – ты примешь свою смерть здесь и сейчас, и не бывать милосердию.
Не то чтобы добрый христианский закон позволял ему вершить расправу над незнакомой женщиной, однако прямо сейчас Ричард пребывал в смешанных чувствах, и случай, как он считал, обязывал его суровой необходимостью.
Отредактировано Richard the Lionheart (2017-05-30 11:43:06)